Глава 14
РАССТАВАНИЕ

Если детская книга – просто верная форма для того, что автору нужно сказать, тогда те, кто хочет услышать его, читают и перечитывают ее в любом возрасте. И я готов утверждать, что книга для детей, которая нравится только детям, – плохая книга. Хорошие – хороши для всех. Вальс, который приносит радость лишь танцорам, – плохой вальс.
Клайв С. Льюис

Остаток декабря пронесся, как хвост скрывшегося в тоннеле поезда. Таня постоянно сидела у Ваньки в магпункте, а вечером часа по три летала над океаном. Летала без петель и перевертонов, но очень стремительно. По сторонам почти не глядела, а лишь ловила лицом ветер. Те, кто хорошо знал Таньку, понимали, что она сейчас размышляет о чем-то очень и очень для себя важном. Изредка к ней присоединялись Ягун с Лотковой, внутренне примирившиеся и вполне довольные друг другом.
Академика Таня увидела лишь за день до Нового года. Тот пригласил ее к себе в кабинет. Таня постучалась и остановилась на пороге.
Сарданапал вначале долго покашливал, а затем, с некоторым усилием выдрав очки у цепких усов, протер их краем мантии. Таня примерно догадывалась, о чем глава Тибидохса хочет поговорить с ней, однако он начал издалека.
– Как себя чувствует Ванька? Я слышал, ему гораздо лучше.
– Да, гораздо. Ребра срастаются быстро, а вот другие переломы хуже. Но Ягге настроена оптимистично.
– А как он без магии? – участливо спросил Сарданапал.
– Вы не поверите, но Ванька даже рад, – серьезно сказала Таня.
Академик улыбнулся.
– Рад? Ты серьезно?
– Говорит, что да, тяжело, неудобно… привычки-то остались… То искру выпустил, и чашка с кофе к тебе сама прилетела, а то надо кого-то просить или на костылях прыгать… Зато он очень доволен, избавившись от ложного всесилия. Мы с ним часто это обсуждаем.
– Ложное всесилие? – быстро переспросил академик.
– Ванька утверждает, что не существует магии светлой и темной, как нет дубины доброй и дубины злой. Есть просто дубина. Ты заводишь ее вроде как для того, чтобы отбиваться от разбойников, но через короткое время странным образом обнаруживается, что в разбойники попало все человечество… Даже если тебе кажется, что ты наказываешь кого-то за дело, все равно в конечном счете это оборачивается во вред и тебе, и ему. А чем все это оплачивается, по Лысой Горе хорошо заметно. Чего все эти ведьмаки так умереть боятся, прямо зубами кровати грызут? А ведь, что бессмертие есть, не понаслышке каждому известно.
Сарданапал рассмеялся.
– Почему вы смеетесь? – подозрительно спросила Таня.
– Да вот услышал и еще раз убедился, что в мире нет ни одной новой мысли. Мысли как камни на берегу. Кто-то возьмет горсть, а кто-то набьет полные карманы и будет рычать, охранять и искренне считать себя их собственником, хотя камни на самом деле принадлежат морю, – сказал академик.
Он подошел к клетке с черномагическими книгами и, дразня, провел пальцем по прутьям. Одна из книг атаковала палец, превратившись в огромного паука, но Сарданапал, готовый к этому, успел убрать ладонь.
– Кстати, ты слышала, что Пупсикова с Попугаевой открыли контору? Сегодня Пупсикова «колдунья вуду», а Попугаева «светлый целитель», а завтра, когда надоест, Попугаева «всемогущая потомственная ведьма», а Пупсикова «белая магесса»…
Таня быстро взглянула на Сарданапала. Откуда он знает?
– Я редко выпускаю из поля зрения своих учеников. Мне важно, что проросло из тех семян, которые я в них посадил. И, увы, все чаще убеждаюсь, что там, где я посадил внешне здоровые семена, вырастает бурьян… Так что, кто знает? Быть может, именно та дорога, которой пошел Ванька, и является единственно верной для всех учеников Тибидохса. Но какой для этого нужен характер! Какая зашкаливающая самоотверженность! – прочитывая ее мысли, сказал академик.
– Я слышала, вы вчера были у Глеба. Как он? – неожиданно для себя спросила Таня.
– А ты разве его не навещала? – удивился академик. – Одна милая дама в… э-э… нагруднике персидских пехотных соединений рассказывала, что из города несколько раз приезжала девушка с контрабасом.
Таня едва сдержала улыбку. Только академик Сарданапал был способен увидеть персидский нагрудник в жилете дежурной по переезду.
– Я была у него еще до схватки Ваньки со сфинксом. Теперь я в основном в магпункте, – сказала Таня. – А Глебу я пыталась вчера дозвониться, но Свеколт не передала ему зудильник. Сказала, что он не хочет меня видеть.
Академик покачал головой.
– Ох уж эти некромаги! Только они способны, внешне не искажая, сообщить правду так, что она становится ложью!
– Вы это о чем? Не понимаю…

– Бейбарсову
нельзя
тебя видеть. Ну как человеку, которому вчера сделали операцию на желудке, нельзя сразу есть жареного цыпленка, потому что это его убьет. Глеб переживает тяжелейший момент в жизни. Он перекроил себе душу кухонным ножом, зашил ее толстыми нитками и ждет, пока она срастется.

Таня вопросительно взглянула на академика, пытаясь понять, насколько буквально следует понимать это описание. В варианте с некромагами можно было допустить все, что угодно.
– Ты ведь знала, что Глеб соединил свою судьбу с судьбой Ваньки? – спросил академик.
– Да.
– И зачем он это сделал, тоже знала?
Таня что-то пробурчала, не желая распространяться. И, как оказалось, правильно сделала, потому что у Сарданапала оказалась своя версия.
– Как всякий истинный некромаг, Глеб не сомневался, что раздавит Ваньку словно скорлупку. Сломает своей личностью его личность. Ну как грузовик уверен, что будет тянуть за собой игрушечную машинку, привязанную к нему на нитке. Но… – академик назидательно поднял палец, – внезапно происходит странная вещь. Игрушечная машинка вначале начинает уверенно сопротивляться, а затем и волочет грузовик за собой. Грузовик в смятении. Он гудит, сжигает резину, буксует, но вынужденно тащится за игрушечной машинкой. Пытается порвать сцепку и ускользнуть, но где там…
– То есть Ванька подмял Бейбарсова? – радостно спросила Таня.
– Ванька никого не подминал. Это не в его правилах. Но он сумел остаться самим собой и вытянуть Глеба. Возможно, это был мудрый голос света, который никому не желает гибели. Ванька стал спасением Бейбарсова.

–
От мрака?

Прежде чем ответить, академик задумчиво провел пальцем черту по полировке стола.
– Разумеется. Лигул – не удивляйся, что я знаю, мы с Глебом много говорили об этом – не смог удержать Бейбарсова в Тартаре.
– Как не смог? Он же дал ему отсрочку! Выпустил на несколько дней, чтобы Глеб привел ему меня! – воскликнула Таня.
Сарданапал передернулся, точно услышал величайшую глупость в жизни.
– Очередная ложь! Лигул дышит обманом, как мы воздухом. Лигула принудили выпустить Глеба, он же попытался извлечь из этого выгоду. Даже из поражения выкроить победу. Обычные фокусы. Чем больше тебя пугают – тем больше не бойся!
– То есть этот рассказ про сколько-то там дней…
– Ложь, как и все прочее.
– Но почему Глеб не остался в Тартаре? В нем есть еще что-то светлое? – спросила Таня.
Сарданапал не стал ее обнадеживать. Лично у него на этот счет были большие сомнения.
– Я же сказал, я думаю, что Бейбарсова вытянул Ванька. Пуповина, соединяющая их, не оборвалась и в Тартаре. Хотел Глеб того или нет, он зачерпнул у Ваньки несколько глотков света, который даже Лигул не сумел уничтожить. Вот Глеба и вытолкнуло из Тартара, точно воздушным буем. В Тартаре-то света нет и не должно быть. К Глебу же он продолжал поступать через Ваньку.
– Все равно не понимаю.
– Разберешься со временем. Теперь же положение еще больше усложнилось. Тебе известно, что Глеб тоже лишился дара к некромагии?
Таня не поверила.
– Глеб???
– Разумеется. Все по тому же закону совмещающихся сосудов. Когда Ванька отказался от магии за себя, то получилось, что он лишил магии и Глеба, прежде чем пуповина, связывавшая их, навеки распалась.
– Значит, они больше не соединены? – радостно спросила Таня.
Сарданапал покачал головой:
– Больше нет.
– А некромагии Глеб лишился полностью?
– Даже хвостиком дохлой мыши теперь не шевельнет. Хотя, может, и не надо им шевелить? – задумчиво спросил академик.
Заметно было, что эта мысль показалась ему интересной.
– И как он это пережил? – спросила Таня.
– Свеколт утверждает, что в первые часы болезненно. Как наркоман, которому сказали, что дозы больше не будет, даже если он перегрызет зубами все батареи города… Глеб заигрался, но игра закончилась. Пусть привыкает жить по новым правилам. Без тросточек и власти. Пусть скажет спасибо, что не попал в Тартар. Хотя ему еще представится такой случай, если он не изменится.
– Все же не понимаю, почему Глеб не желает меня видеть! – сказала Таня с обидой.
Тут в который раз сработало общее для всех девушек правило, которое в краткой форме можно сформулировать так: кошке, может, и не надо в комнату, да вот ее туда не пускают.
Академик щелчком отогнал лезший ему в рот ус.
– А почему человек с ожогом на коже не хочет, чтобы его друзья участливо тыкали в ожог пальцем? Глеб уже видел тебя после Тартара, и, думаю, ему хватило этого, чтобы понять, что у вас все кончено. Ты потеряна для него навсегда, и он нашел в себе силы начать все заново, не растравливая память… Насколько я знаю, Глеб собирается перебраться в Нижний Новгород. Там у него какие-то дальние родственники. Правда, вначале нам нужно залечить ту рану, что он себе нанес.
– Это невозможно! Она нанесена косой Мамзелькиной! Даже Ягге ничего не сможет сделать! – с грустью сказала Таня.
Академик был не столь категоричен.
– Сделать-то она действительно ничего не смогла, – сказал он, с лукавым видом разглаживая усы. – Зато у Ягге нашелся небольшой бочонок… гм… медовухи. Мамзелькина, явившаяся за Глебом вчера вечером, случайно вспомнила, что потеряла на Глеба разнарядочку. Взяла под мышку бочонок и отбыла, пообещав искать ее лет шестьдесят.
– Но рана-то никуда не делась? – озабоченно спросила Таня.
– Осколки старой костяной косы, остававшиеся в ране, Мамзелькина забрала с собой. Попутно она сурово предупредила некромагов, чтобы не смели больше трогать ее инвентарь. Разумеется, сама рана осталась. Гноящаяся, очень запущенная, но с ней Ягге уж как-нибудь справится, особенно если Аббатикова перестанет подкладывать Глебу всякую дохлятину под матрац. Из благих соображений, разумеется, но воняет ужасно, – заверил ее Сарданапал.
С души у Тани упал камень.
– То есть Глеб будет жить, и он теперь…
– Ага. Обычный молодой человек призывного возраста с пропиской на Урале и склонностью к гайморитам.
Последние слова академик проговорил рассеянно, прокручивая на пальце перстень повелителя духов. Заметно было, что его заботит совсем другая мысль. Возможно, главная, из-за которой и состоялась их встреча.
– Тут до меня… м-дэ… долетели некоторые слухи… – осторожно начал он.
Таня напряглась.
– Какие?
– Относительно… м-дэ… твоих дальнейших намерений… Я хотел бы понять, насколько они… м-дэ… соответствуют фактической базе, на которой… м-дэ… зиждутся.
Таня подумала, что, когда академик смущен, он выражается точь-в-точь как Шурасик.
– Ягге? – спросила Таня понимающе.
Академик кивнул и извиняющимся голосом добавил:
– Она сказала, что ты не считаешь это секретом.
Таня не стала спорить и сердиться на Ягге.
– Какой уж тут секрет? Как можно навсегда улететь из Тибидохса так, чтобы для всех это осталось секретом? – сказала она с печальной иронией.
– Ты уверена, что после не пожалеешь? Перечеркнуть все можно довольно быстро, а потом всю жизнь кусать локти. Может, следовало бы прежде доучиться? Тебе остался всего год магаспирантуры!
– И годика три ординатуры… А потом лет так семь стажировки… Ну и совсем чуточку докторантуры, – насмешливо подсказала Таня.
Сарданапал смущенно закашлялся.
– Согласен, маги учатся несколько… э-э… затянуто. Зато и объем знаний… м-м-м… впечатляет. У некоторых же… м-дэ… определенно есть задатки. Разумеется, наверняка судить нельзя, но по некоторым признакам… э-э…
Таня улыбнулась, оценив, как осторожно академик похвалил ее. Сами по себе знания – это куча бесполезных кирпичей, которые, если не знаешь, что из них построить, так и останутся кирпичами.
– Ну да… Логика есть… – рассеянно сказал академик, когда Таня поделилась с ним этой мыслью.
И он, и Таня одновременно ощутили неудобство, которое испытывают люди, внезапно осознавшие, что им все сложнее нашаривать общую тему для беседы. И что даже молчание, прежде дававшееся им так легко, теперь становится мучительным.
И Тане, и Сарданапалу было понятно, что сейчас им придется затронуть главное, чего оба так тщательно избегали.
– Я правильно понимаю: ты оставляешь Тибидохс и перебираешься к Ваньке в эту… э-э… хижину с тростниковой крышей? – спросил Сарданапал.
– В России нет хижин с тростниковыми крышами. Морозы слишком сильные, да и тростник пришлось бы везти издалека… – мягко поправила Таня. – И потом вы не поверите, но мне туда действительно хочется!
– А ну да, ну да… – вновь рассеянно сказал академик. – Ты, главное, поясни мне вот что: это все из-за Ваньки? Из-за того, что он… м-м-м… лишился магии и потерял формальный повод… э-мю-э… находиться на Буяне, а ты его любишь?
Таня медленно покачала головой.

– Не только из-за Ваньки. Тарарах же живет здесь без всякой магии, и ничего. Правда, у Тарараха бессмертие, зато у Ваньки
многоглазка.
Ее действие теперь навсегда.
Многоглазка
дает мудрость, знание пути и даже возможность заниматься ветеринарной магией.

– И ты будешь ему помогать? В лесу, где четыре месяца в году снег, четыре грязь и четыре комары?
– Мне кажется, вы как-то очень приблизительно представляете себе лес, – осторожно заметила Таня. – Опять же с драконболом я не завязываю. Буду тренироваться сама, помогать тренировать команду и участвовать в матчах. С Соловьем я уже поговорила, – сказала Таня.
Академик встал, поправил очки и внимательно всмотрелся в Таню.
– Мне нравятся твои глаза. Они спокойные. Ты ведь нашла себя, не так ли? Полоса метаний завершилась? – спросил он после долгого молчания.

Таня промолчала. Существуют вещи, которые опасно признавать до конца.
– Не пожалеешь?
Таня упрямо мотнула головой.
Академик кивнул:
– Думаю, ты права. Как ни смел ваш с Ванькой шаг, я уверен, что он в верном направлении. Мудрость не в больших городах. Там нелепое мелькание, скрывающее страшную пустоту. Из больших городов надо бежать и надеяться, что когда-нибудь они пропадут сами собой. Да и магия с каждым днем все больше обесценивается, а вместе с ней обесценивается и то, что мы считали мудростью. Вы первые ласточки, но за вами, возможно, вскоре полетят тысячи и тысячи.
– Вы серьезно? – недоверчиво спросила Таня.
– А почему нет? Я учил вас ратной магии, убежденный, что она пригодится против сфинкса – и что же? Мегара победили не запретные слова, а отказ от магии и всемогущества. А раз так, то не только сфинкс будет побежден этим! Удачи тебе, маленькая Гроттер! Когда бы ты ни прилетела в Тибидохс – не забывай, что у тебя есть старый добрый друг, двери кабинета которого всегда открыты для тебя.
Академик встал, торжественно выпрямился и вытянувшиеся усы его показали Тане дорогу. Какое-никакое, а напутствие.
Таня шла к Ваньке в магпункт, и думала, что повторяет судьбу своей матери, которая также улетела с отцом в глушь, жила там в бревенчатом доме и была счастлива. Что ж, все самое лучшее и мудрое в этой жизни должно, просто обязано повторяться!

Примечания

1

Не уступающий и множеству (лат.). Девиз французского короля Людовика XIV.

2

Пусть погибнут те, кто раньше нас высказал наши взгляды (лат .).

3

Разбросанные члены (лат .).

4

По частому смеху ты должен узнать глупца (лат .) – средневековая поговорка.

5

What’s Hecuba to him, or he to Hecuba, that he should weep for her? (анг. ). – Гл. цитата из трагедии Шекспира «Гамлет»: «Что ему Гекуба, что он Гекубе, чтоб о ней рыдать?» (перев. М. Лозинского).

6

Свободное вето (лат. ) – с XVI в. до конца XVIII в. в польском сейме право свободного протеста, при котором один возражающий член сейма мог сделать недействительным постановление сейма.

7

Verweile doch! Du bist so schon! – Остановись, мгновенье! Ты прекрасно! (нем .) – Гёте.

8

«Не все свободны те, что смеются над своими цепями» (нем .) – Лессинг.

9

На войне как на войне (фр .).