За пару дней до Нового года купидончик принес Тане новое письмо от Баб-Ягуна. Выпрашивая конфеты, пухлый младенец в красных подтяжках так вертелся, что из колчана у него выпала золотая стрела. Таня обнаружила ее, когда он уже улетел.
– Вот оболтус!
Она спрятала стрелу между двумя большими диванными подушками и почти сразу о ней забыла. Ей не терпелось узнать, о чем пишет Баб-Ягун.
«Ты конечно догадалась от кого это, – как всегда не здороваясь и не утруждая себя знаками препинания, начинал внук Ягге. – Прости что неразборчиво это все из-за Поклепа то есть из-за лягушачьих лапок Ими жутко неудобно писать наверное поэтому среди лягушек до сих пор не завелось ни одного профессора Жаль я так и не сумел узнать чего они прячут на Главной Лестнице Прилетай скорее мы обязательно туда еще разик нагрянем Теперь я придумал как обойти все охранные заклинания Поклепа
Ты тут записку передавала просила узнать про Короля Привидений Он тебе насолил так ты скажи Я выпросил у джинна Абдуллы кое-какие книжки Значит так: Король Привидений – это такой призрачный субъект с беззубым ртом на всю голову Кто-то говорит что он перводжинн кто-то что полтергейст но все сходятся на том что он может втягивать в себя духов и растворять их Еще говорят что у него очень сильные проклятия и что все его пророчества сбываются А вообще-то известно о нем очень-очень мало Так мало что его даже на нежитеведении не проходят
Увидеть Короля Привидений можно только в канун Нового года и то если поблизости есть призрак которого он собирается унести «Дрыгусом брыгусом» с таким фруктом не справишься это факт – так что и не пытайся Прогнать его можно одним единственным заклинанием – «Караваждис феокссирис»
Вот и все Надеюсь ты разобрала мои каракули Как там твой контрабас? Соловей О Разбойник велел передать тебе привет Он сказал что матчи по драконболу в этом году будут очень серьезными Все-таки не хухры-мухры – первенство мира Нашими «воротами» как и в прошлом году станет сам Гоярын Джинны уже получили приказ надраивать его чешую до ослепительного блеска и вообще готовить Гоярына чтобы он был в лучшей форме
Ну все пока! Кстати я не сообщал тебе новость? Соловей взял меня в сборную вместо одного из старшеклассников Ну все попрыгал я Хочу еще раз смазать свой пылесос»
Заметив внизу письма здоровенное масляное пятно, Таня улыбнулась. Она отлично представляла, как Баб-Ягун смазывает свой пылесос. Он буквально затапливает его маслом, пока все внутри не начинает булькать. Однажды Ягун так переусердствовал, что даже сесть на пылесос не мог: все время соскальзывал.
«Если он не бросит своих привычек, то дракон противника не долго останется голодным», – подумала Таня.
Неожиданно в коридоре послышались голоса, и в комнату, размахивая руками, вбежал дядя Герман. За ним румяным колобком катилась озабоченная тетя Нинель. Таня поспешно спрятала письмо.
– Да что же это такое? Ты меня до инфаркта хочешь довести? – плаксиво крикнул самый добрый депутат. – Разве ты забыла, что через двадцать минут приезжает телевидение?
Тетя Нинель окинула Таню критическим взглядом.
– Тебе надо переодеться. Возьмешь что-нибудь из вещей Пипочки, – велела она.
Дурневы ничего не жалели для Пипы, а Таню всегда одевали просто кошмарно – в ношеное старье, которым торговала фирма Германа Дурнева «Носки сэконд-хэнд». При этом почему-то всегда получалось так, что Тане доставалось либо то, во что невозможно было влезть, либо вещи, явно предназначенные для гиппопотамов. В первом случае тетя Нинель говорила: «Не ври, тебе это не мало!», а во втором: «Детям всегда покупают на вырост!»
Едва Таня закончила переодеваться, как два коротких звонка в дверь сообщили о приезде телевизионщиков. Перестав толкаться, Таня с Пипой осторожно приоткрыли дверь и выглянули в коридор. Дядя Герман поспешно натягивал на лицо свое самое ласковое выражение и здоровался за руку с ведущим – низеньким, крепеньким человечком в круглых очках и длинными волосами до плеч. Это и был Николай Шмыгликов – популярный ведущий «Семейных встреч». За спиной у ведущего маячила его свита: бородатый оператор с камерой, звукооператор и гример.
– Д-зебрый день! – кокетливо причмокивая, приветствовал Шмыгликов дядю Германа. – Над-зеюсь, мы не опод-зяли? На вашей Рюблевке такие пррь-обки!
– Ничего страшного… Вы почти вовремя! – сказал дядя Герман.
Телевизионщики деловито прошли по квартире.
– Снимать будем здесь… Все поместятся, и свет естественный! – решил бородатый оператор, кивая на большой диван, на котором Таня недавно читала письмо Баб-Ягуна.
– Хород-зе, я согласен. Только сюда нужно принед-зсти стол. И еще какой-нибудь д-зветок в горзд-ке. Мне нужно где-нибудь спрятать бумад-зку с моими вопрёсами, – томно сказал ведущий.
Дядя Герман поспешно закивал.
– Нинеличка, принеси, пожалуйста, два цветка! Я свою бумажку с ответами тоже спрячу! – попросил он.
– Вот этого не надо! Все должно быть ед-зтественно! Вы же у себя дома! – запротестовал Шмыгликов.
Пока оператор, руководимый тетей Нинелью, перетаскивал стол и приносил цветы, знаменитый ведущий плюхнулся в кресло и надул щеки. Гример тотчас запорхал вокруг с кисточками и пудреницей.
Тем временем дядя Герман извлек откуда-то вазочку с ирисками и поставил ее на стол рядом с Таней.
– Попробуй только сболтнуть что-нибудь лишнее! Сиди и ешь конфеты! И не вздумай выпускать таксу! – вполголоса прошипел он.
– А они не отравленные? – не удержалась Таня.
– Я с тобой после поговорю, – дядя Герман слегка позеленел и заулыбался так ласково, что Тане просто стало жутко.
Вскоре началась съемка. Таня сидела с таксой на коленях и жевала ириски, как ей велели. Ириски были не отравленные, но зато такие липкие, что она и рта не могла открыть: зубы зацементировались насмерть. Так вот в чем состояло коварство дяди Германа!
– Д-зравствуйте, д-зорогие телед-зрители! – ослепительно улыбаясь, затараторил Шмыгликов. – Мы находимся в гостях у видного политика, прод-зцветающего бид-знесмена депутата Германа Никитича Дурнева и его д-замечательной семьи. Герман Никитич, не представите нам ваших домочад-зцев?
Дядя Герман начал многословно представлять Пипу и тетю Нинель. Таня особенно не вслушивалась в его слова, но вздрогнула, когда он неожиданно произнес ее имя.
– А это Таня Гроттер! Сиротка, которая живет у нас вот уже десять лет… Очень сложный ребенок! Нам подбросили ее, ха-ха, в футляре от контрабаса… – сказал дядя Герман.
Бородатый оператор мгновенно направил на Таню объектив своей камеры.
– Д-зя? Ее род-зители были муд-зыканты? – оживился Шмыгликов.
– Да где им! Наверняка нашли футляр на помойке! – фыркнула тетя Нинель, но тотчас, спохватившись, быстро добавила: – Но все равно мы любим эту девочку как родную. А с моей дочерью Пипой они вообще лучшие подруги.
Услышав такое, Пипа яростно чихнула. Таня же, чьи зубы все еще были склеены предательской ириской, смогла только протестующе замычать.
Ведущий осторожно выдвинул из-за цветка бумажку.
– Что это д-зя чудная сябака в руках у вашей водз-питанницы? – спросил он, благоразумно не пытаясь погладить таксу.
– Это Полтора Километра! – сказал дядя Герман.
– Какое оригинальное имя! – восхитился Шмыгликов. – Я внимательно ц-ледил за вашей предвыборной комп-янией. Это было так необыд-цно. А где сейчас ваши крёлики?
Дядя Герман замялся.
– Они за городом… Мы их часто навещаем! Герману очень тяжело без своих пушистиков, но он старается, – пришла ему на выручку тетя Нинель.
Внезапно такса, давно дожидавшаяся подходящего случая, ловко перескочила с Таниных колен на стол и схватила зубами страницы с вопросами ведущего. Это была ее любимая игра: держать что-нибудь в зубах и не отдавать.
– Мой текст! Она его вд-зяла! – жалобно воскликнул Шмыгликов.
– Это чужая бумажка! Нельзя ее брать! Отдай папочке! – приказал дядя Герман, энергично пытаясь отвоевать у таксы листки.
Это была уже серьезная ошибка. Если бы дядя Герман сделал вид, что бумажки никому не нужны, такса сама отпустила бы их через минуту. Теперь же Полтора Километра намертво сомкнула челюсти. Она собиралась сражаться до конца, и тетя Нинель это верно уловила.
– Герман! Лучше давай унесем собачку! – предупреждающе проворковала она, но самый добрый депутат уже вошел в раж.
– Отдай! – шипел он. – Ты, вермишель длинная! Чисто конкретно говорю! Ты на кого в натуре наехала?
Но не тут-то было. Рыча, такса уперлась лапами в стол и не отпускала. Вырывая листки, вспыливший Дурнев вскочил и стал раскручивать собаку над головой.
– Не надо! – взвизгнула Пипа, но было уже поздно.
Страницы с треском порвались, а Полтора Километра, загребая лапами, шлепнулась точно на голову ведущему.
– Мой парик! Выключай камеру! Она сорвет мой парик! – испугался Шмыгликов и, бестолково замахав руками, нечаянно толкнул стол.
Тяжелый стол ударил дядю Германа под коленки. Самый добрый депутат потерял равновесие и со всего маху плюхнулся на диван, просевший чуть ли не до пола.
А еще секунду спустя дядя Герман взвыл нечеловеческим голосом и подскочил к потолку.
– Я ранен! Ужасная боль! В меня стреляли снайперы! Хуже, я сел на иголку! – застонал он.
Тетя Нинель с Пипой кинулись к дяде Герману.
– Герман, не волнуйся! У тебя нет даже капельки крови! – осмотрев его, успокоила супруга тетя Нинель.
– В самом деле? А что же тогда меня укололо? – не поверил дядя Герман.
Но еще раньше, чем он это произнес, Таня вспомнила про золотую стрелу купидончика, спрятанную между диванными подушками. Если дядя Герман укололся этой стрелой, он непременно в кого-то влюбится, но вот в кого?
Тем временем с Дурневым определенно что-то происходило. Вначале он посинел, затем побагровел, затем перед глазами у него запрыгали пухлые красные сердечки, а в груди сладко закололо.
– Я умираю! Мне конец! – простонал он, сползая на пол.
– Снимай, снимай все, кроме меня! Это будет сенсация! – прикрывая ладонью лысину, крикнул Николай Шмыгликов бородатому оператору.
Такса Полтора Километра высунулась из-под стула и, выплюнув измусоленный парик ведущего, стала стаскивать с дяди Германа тапки. Она решила, что раз хозяин умер, тапки ему не нужны и в них можно теперь пустить слюни. Однако дядя Герман вдруг открыл один глаз и метко лягнул таксу ногой.
– Эй, помогите кто-нибудь подняться! – потребовал он у тети Нинели. – Мне что-то не умирается!
Оперевшись на руку жены, дядя Герман встал и недоуменно стал озираться по сторонам. Заметив в серванте свое отражение, самый добрый депутат сперва отпрянул, а потом смущенно заулыбался:
– Ух ты! Кто это такой хорошенький? Вон там! – обратился он к тете Нинели.
– Герман, что с тобой? Это же ты! – удивилась та.
– Я? В самом деле? – обрадовался Дурнев. – Как я рад! Какие у меня красивые глазки, какой правильный носик… А волевой подбородок? А ведь я еще наверняка и умный!
– Э-э… Ну да… – промямлила пораженная тетя Нинель.
Дядя Герман снисходительно потрепал ее по щеке.
– Я так и думал. Бедная толстушечка, уверен, ты без памяти в меня влюблена! В меня просто невозможно не влюбиться! Если хочешь, я немножко отойду, и ты будешь любоваться мной издали! Где-нибудь тут есть большое зеркало? – воскликнул дядя Герман и, размахивая ручками точно бабочка крылышками, упорхнул в коридор.
– Интересно, кто-нибудь сможет любить меня так сильно, как я сам себя люблю? – вопил он по пути.
За ним торопливо помчался оператор, Шмыгликов со всей свитой и Пипа с тетей Нинелью. В комнате осталась одна Таня. Она каталась по дивану от хохота, слушая, как дядю Германа пытаются оторвать от зеркала, а он восклицает:
– Тру-ля-ля! Идите смотреть, какой я красивый! А бровки? Бровок вы еще не видели! Эй, уберите этого лысого! Почему он бегает за мной с микрофоном? Кто-нибудь, дайте мне мухобойку! Этот тип мной плохо любуется!
Вслед за тем послышался громкий шлепок. Похоже, дядя Герман хлопнул ведущего ладонью по лысине. Николай Шмыгликов жалобно заверещал. Звукооператор и гример кинулись его защищать. В коридоре завязалась потасовка. На стороне дяди Германа сражались тетя Нинель и такса. Пипа в панике спряталась в шкаф и визжала.
Не прошло и минуты, как громкий топот ног по лестнице и торжествующее улюлюканье дяди Германа известили, что самый добрый депутат и его могучая супруга одержали нелегкую победу.
– Эй, девочка! – крикнул дядя Герман дочери. – Вылезай из шкафа! Ты видела, какой я сильный? Как я отважно дрался? И это все покажут по телевизору! Меня увидит вся страна! Кстати, где та страшная толстуха, которая тут всех расшвыряла? Так и быть, пусть мной полюбуется, хотя она и не в моем вкусе.
– Я здесь, Герман! – послышался низкий голос, и в дверях выросла тетя Нинель – красная как кумач и разъяренная как бык.
Расставив руки, она медленно надвигалась на супруга. Дядя Герман мгновенно оценил угрозу и трусцой помчался прятаться под кровать.
– Не поломай мне нос! С поломанным носом меня не возьмут в фотомодели! – в ужасе попискивал он.
Хохоча, Таня сползла с дивана на пол. Бывший кролик Сюсюкалка в очередной раз побил все рекорды! Интервью с ним точно будет незабываемым!
//-- * * * --//
Оставшиеся до Нового года дни прошли довольно пресно – без каких-либо интересных событий.
Дядя Герман казался совершенно нормальным, во всяком случае, пока у него не начинали отбирать зеркальце. Пару раз он даже съездил в Думу и был ужасно возмущен, что им там плохо любовались. Скандальная передача прошла по телевидению, но шуму, вопреки ожиданиям, не наделала и карьеры не испортила – Дурнева и так уже воспринимали как шута. К тому же мысли у всех были заняты предстоящими праздниками.
Вскоре после полуночи, просидев пару часов у стола, а потом у телевизора, Дурневы отправились спать, многозначительно сказав Пипе, что завтра под елкой ее будут ждать подарки.
«Класс! Небось, Дед Мороз притаранит на тележке с квадратными колесами!» – хмыкнула Пипа.
В Деда Мороза Пипа верила еще меньше, чем не знающие зимы африканские племена, зато верила в силу нытья. К тому же она успела подглядеть, куда тетя Нинель спрятала все свертки и пакеты, когда та только еще принесла их из машины.
Таня тоже вскоре легла и стала думать о Тибидохсе. Она пыталась представить, какие подарки сделает она Баб-Ягуну и Ваньке и что подарят они ей. Ее мечты начали уже постепенно превращаться в приятные и легкие новогодние сны, как вдруг какой-то неприятный шипящий звук разбудил ее.
Открыв глаза, Таня рывком села. Посреди комнаты клубился, сгущаясь, сероватый туман. Потом он закружился вдруг в воющем бешеном вихре – и тем страшнее было, что от этого вихря не шевельнулись даже листы бумаги на столе.
– Кто тут? – взволнованно спросила Таня.
Туман окончательно сгустился, и посреди комнаты прорисовался вдруг низенький горбун с огромной шишковатой головой и узким жабьим ртом. Сквозь его тело зыбко проглядывал подоконник.
Глаза горбуна равнодушно скользнули по комнате и остановились на Тане.
– Где она? – спросил горбун скрипучим голосом.
– Кто?
– Призрак, которому я прислал метку! Недолеченная Дама… Ей пришло время исчезнуть! Ага, я уже чую ее…
Горбун повернул безобразную голову. Из-под дивана явственно доносились безуспешно сдерживаемые рыдания.
Король Привидений щелкнул пальцами, и крышка чемодана откинулась. Недолеченная Дама, стеная, вылетела наружу. Пытаясь скрыться, она устремилась было к ближайшей стене, но стена не пропустила ее.
Король Привидений засмеялся. Его зрачки запылали, как два красных угля. Он распахнул рот, и Таня ужаснулась. Чудовищный рот рассекал голову горбуна как сабельный рубец и был похож на бездонный черный колодец.
Недолеченная Дама завизжала, в последний раз рванулась, а потом безвольно поплыла навстречу своей гибели. Гипнотический взгляд Короля Привидений притягивал ее словно петлей.
– Не мешай мне! Не мешай! Чтобы появился новый призрак, кто-то из старых должен исчезнуть! Я выбрал ее! – рот Короля Привидений распахивался все шире.
Опомнившись, Таня поспешно схватила со стола письмо Баб-Ягуна. Где же это заклинание? Ага, вот!
– Караваждис феокссирис! – крикнула она.
Зеленая искра скользнула по кольцу и сразу потухла…
– Я сказал: не мешай!
Горбун презрительно отмахнулся от Тани сухой рукой. В тот же миг что-то словно толкнуло девочку в грудь. Она покачнулась и упала на пол возле дивана, ощутив щекой мягкий ворс ковра. Недолеченная Дама продолжала безвольно двигаться к отвратительной, засасывающей как трясина пасти.
«Почему заклинание не сработало?» – как сквозь туман подумала Таня, пытаясь поднять руку. Веки наливались тяжестью. Призрачный горбун размывался, сливаясь с люстрой.
Неожиданно она смутно вспомнила, что говорил им на занятиях Сарданапал. Магия не в словах, слова лишь помогают ее высвободить. Но магия и не в искре. Она – в сознании, в умении, в волевом усилии. Если этого нет – не поможет ни самое мощное кольцо, ни самый толстый справочник заклинаний из библиотеки джинна Абдуллы. Надо всей душой возненавидеть это мерзкое пожирающее чудовище, всей душой захотеть помочь – и тогда…
– Не смей! – заорал вдруг горбун, странным образом проникая ей в мысли. – Не смей! Ты об этом пожалеешь!
«Ага, значит, все правильно! Так и есть!» – подумала Таня, ощутив вдруг, как внутри у нее крепнет уверенность.
– Караваждис феокссирис! – отчетливо произнесла она.
Кольцо Феофила Гроттера мгновенно нагрелось и выстрелило искру. Искра, крошечная как спичечная головка, раздулась и стала размером с мяч для драконбола. Подлетев к Королю Привидений, она стремительно втянулась в его распахнутую пасть и бесшумно взорвалась. Контуры призрака стали стремительно опадать и сворачиваться.
– Ты не представляешь, что наделала… Чьему призраку помешала появиться, – с ненавистью просипел Король. – Я могу видеть будущее: тебя ждут величайшие испытания. Едва ли ты выживешь… А я уж постараюсь, чтобы ты стала привидением и попала ко мне в рабство… Ты тысячу раз пожалеешь!
Он уже был едва виден. Мгновение – и он исчез совсем.
Посреди комнаты, трепеща, плавала теперь одна Недолеченная Дама, да из чемодана выглядывал довольный поручик Ржевский.
– Чтоб мне ожить! – воскликнул он. – Никогда не слышал, чтобы кто-то помешал Королю Привидений унести выбранную жертву! Интересно, чей призрак он должен был выпустить в мир вместо нашей дамы? Видать, какая-то важная шишка, раз он так суетился.
Таня опустилась на диван. Раскалившееся кольцо все еще дымилось. «Ты тысячу раз пожалеешь!» – вспомнила она угрозу Короля Привидений. Нет, это была не просто угроза.
– А если он снова явится? – спросила она.
Поручик Ржевский замотал головой так энергично, что она добрый десяток раз провернулась у него в одну сторону. Когда же голова наконец остановилась, то нос обнаружился у нее на затылке.
– Не явится, – уверенно заявил призрак, приставляя его на место. – У Короля Привидений есть только одна ночь в году. А за год может многое измениться. Но все равно, на твоем месте я бы очень серьезно отнесся к его предупреждению. Если он говорит, что тебя ждут серьезные испытания, значит, так оно и будет…
«Очень мило. Раньше у меня хоть Талисман Четырех Стихий был, а теперь, интересно, кому я насолила?» – подумала Таня, вспоминая фигуру в оранжевом плаще, которая, свесившись, смотрела с крыши, разбилась ли она.
Недолеченная Дама окончательно пришла в себя и кокетливо поправила шляпку с розочками.
– Вот и чудненько… – томно сказала она. – Раз я жива, значит, смогу рассказать, как однажды подавилась костью. Уверена, это будет поучительный рассказ. Я не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть. Вдобавок, я вся покрылась сыпью размером с кулак. Доктор, когда меня увидел, умер от ужаса. Я потом была у него на похоронах…
Таня поспешно заткнула пальцами уши, а поручик Ржевский с истошным воплем вновь втянулся в чемодан.